– Вы – путешественник со стажем, дважды были на Северном полюсе, прежде чем возглавили «Арктикуголь». Это совпадение или прямое следствие?
– Сначала я был в Арктике как турист, мне было просто интересно. Когда путешествуешь, формируешь свое мнение о регионе, мировоззрение меняется, тем более после посещения верхушки земли – Северного полюса, когда можно весь мир обойти вокруг оси, ты как будто всю планету обошел.
И я, конечно, начал интересоваться регионом, увидел существенный ущерб на Шпицбергене, который остался со времен его промышленного освоения: бочки, металлолом, какие-то трубы, проволока, блоки – и понял, что здесь нужно прибраться. Для меня это все привычно, я этим занимался в Нарьян-Маре, Норильске, Архангельске, был в составе руководства мурманского морского пароходства – более 15 лет подряд. Поэтому со Шпицбергеном мне тоже все было понятно, я занялся там чисткой со своей командой, и за четыре года, с 2014 по 2018 год, многое удалось сделать.
Но то, что я оказался здесь и сейчас – это стечение обстоятельств. Сначала был интерес общечеловеческий, туристический, затем чисто профессиональный, а потом уже я разобрался, как здесь все работает. Я был на Шпицбергене до момента назначения раз 20.
– Куда и как вывозили мусор?
– На специализированных судах ледового класса – они сами грузят кранами и все вывозят. Куда – в Испанию, Турцию, Латвию, в Мурманск.
– А почему по большей части не в Россию?
– Цены на такое сырье исторически выше в Европе. А если привезти все это в Мурманск, до ближайшего перерабатывающего производства 2200 километров, это не всегда выгодно.
– Как вы сейчас оцениваете экологию региона по 10-балльной шкале?
– Я думаю, что это одна из самых чистых природных территорий на планете сейчас. Там вообще все другое, вода – чистая ледниковая, в ней нет примесей, и воздух до такой степени чистый, разряженный, вы там как будто все время находитесь в состоянии легкого опьянения, эйфории. Весь архипелаг – чистейший природный заповедник.
– Почему тогда не прекратить добычу угля на Шпицбергене, ведь она портит экологию?
– Мы не можем перестать добывать уголь, это условие нашего присутствия на Шпицбергене. Там уже 48 лет работает еще советская ТЭЦ. Она, конечно, портит экологию, но черного снега на Шпицбергене нет, это точно могу сказать. А скоро все изменится – в планах у нас модернизация ТЭЦ. И это будет автоматизированный гибридный энергокомплекс – симбиоз угледобычи и дизельной генерации, а также солнечной энергии и ветра.
– В какие сроки проведете модернизацию? Это будет российское оборудование?
– Мы планируем использовать часть китайских технологий, часть наших. По срокам – боюсь сглазить, поскольку каждый шаг проходит через призму геополитических факторов. Но к работе мы уже приступили, и могу сказать, что это среднесрочная перспектива.
– Как будете поставлять оборудование для ТЭЦ?
– Морем, на наших судах, у нас есть логистика, как снабжать архипелаг мы понимаем досконально.
– Вы назвали добычу угля условием присутствия на Шпицбергене, но при этом ранее заявляли, что будете снижать угледобычу, то есть вы ее все-таки намерены в какой-то мере оставить?
– Обязательно. Так или иначе уголь должен остаться. Сейчас добываем 120 тысяч тонн в год, но для поддержания ТЭЦ с текущей мощностью нужно всего 40 тысяч, поэтому мы можем планомерно уменьшить угледобычу.
– А не планируется просто пересмотреть договоренности, потому что по последним веяниям уголь – это грязная энергия?
– Договор по Шпицбергену действует уже более ста лет – с 1920 года. Чтобы его поменять, должна быть большая внешнеполитическая интеграция. Такой возможности в краткосрочной и даже в среднесрочной перспективе я не вижу. Норвегия, например, свернула свою угледобычу. А мы добываем. Для нас это не самоцель, с одной стороны, но, с другой, мы добываем уголь на самой северной в мире шахте, в условиях вечной мерзлоты. Такого больше нет на всей планете.
– Вы уголь сейчас добываете только для собственных нужд?
– Нет, мы экспортируем, конечно, в этом году отгрузили два рекордных по объему судна. За 93 года существования треста никогда такого не было. Мы первый раз 3 марта этого года поставили рекорд – отгрузили 31 тысячу 589 тонн, а 23 марта – 32 тысячи 761 тонну, то есть, сами перебили свой же рекорд.
– А куда поставляете?
– В Юго-Восточную Азию, в Европу больше не поставляем.
– Добыча угля в таких условиях и объемах ведь убыточна?
– Глубоко планово – убыточная, но в этом году, благодаря высоким ценам на уголь нам удалось если не прибыль получить, то заметно уменьшить убыток.
– Есть у вас цель выйти на точку безубыточности?
– Нет, государство понимает то, что порог безубыточности – 350 тысяч тонн, мы же добываем 120. Мы планово в убытке. Но мы добываем, существуем, развиваемся, модернизируем шахту за счет выручки за уголь.
– На что вы себя содержите тогда?
– На субсидии государственные – за три года мы возьмем 2,7 миллиарда рублей. В планах, конечно, гораздо больше инвестировать средств – ведь в 2031 году тресту исполнится 100 лет.
– Сколько человек сейчас у вас работает?
– Всего в российской части Шпицбергена сейчас работает 385 человек, на шахте из этого чуть меньше половины – 180. Как правило, все, кто туда приезжают хотя бы на полгода, затем остаются там на год-два, а некоторые и по 15 лет живут. Сейчас у нас живут представители пяти стран, помимо русских это также граждане Украины, много людей из Таджикистана, Киргизии, Молдовы, в общем такое многонациональное сообщество.
Вы знали, что на Шпицбергене нельзя рождаться, умирать и болеть? Можно только работать и жить. Там нет возможности быть захороненным, а если человек заболел – вывозят на материк, также, как и беременных женщин, потому что, если ты родился на архипелаге Шпицберген, то гражданином какой страны будешь?25 марта, 08:00
– А ковид у вас, кстати, был там?
– Был, потому что был завезен с материка. Но крайняя природная чистота не дала ему толком развернуться, все было в достаточно легкой форме. А так там вообще болезней нет.
– Как попасть работать на Шпицберген?
– Есть вакансии, у нас среднесписочная численность должна быть около 600 человек, сейчас работает, как я и сказал, 385. Очень важно людей привлечь, но все связано с тем, что исторически на архипелаге работали шахтерами граждане новых российских территорий, пока их паспорта норвежскими властями не признаются, именно поэтому у нас кадровый голод. Не потому что к нам никто не едет – к нам хотят ехать.
– Даже если у них российский паспорт?
– Если российский паспорт, то не признается, если выдан с 2014 года. Их можем завезти только самолетом. Непосредственно в Москве посадить их в самолет и привезти. Но прямое авиасообщение между Норвегией и Россией пока закрыто.
– А морем?
– Морем можно привезти. Но один фрахт судна, которое пересечет Баренцево море и потом выйдет в океан, обойдется нам в 40 миллионов рублей. Но, надеюсь, в августе-сентябре у нас уже будет авиачартер. Работа уже ведется.10 мая, 08:00
– Почему ж тогда русские шахтеры с Кузбасса или из Магадана не едут к вам?
– Зарплата у них не всегда сопоставима с нашей – не каждый шахтер из Магаданской области поедет на Шпицберген, всегда кузницей кадров был Донбасс. Они исторически, с советских времен, семьями, с детишками, целыми поселками к нам приезжали. Многие же переместились в Европу, мы их оттуда вытаскиваем, переманиваем. Ведь у нас свои конкурентные преимущества: у нас жить дешево, квартира двухкомнатная стоит семь тысяч рублей в месяц, кофе – 33 рубля, полный обед с компотом – 240 рублей с двумя салатами. То есть на жизнь, если без сигарет и алкоголя, уходит до 20 тысяч рублей за месяц. Если, конечно, там не злоупотреблять.
– А сколько стоит алкоголь на Шпицбергене, например, бутылка белого вина, рублей 500-600, как в Москве?
– Если такой же алкоголь, то да. А, например, автомобили у нас не стоят практически ничего, но их у нас немного из-за высоких пошлин и затрат на транспортировку. В основном мы передвигаемся на вездеходах или морем, потому что дорог на архипелаге не много. Кроме того, планируем перейти на электрический транспорт в краткосрочной перспективе.
Я даже написал письмо главе «Яндекса», чтобы открыть на Шпицбергене «Яндекс. Такси» для снегоходов и спецтехники в поселках российского присутствия. Это имиджевая история, от них не нужно никаких затрат, только подключить нас к своей системе, мы бы сами все сделали, и на вездеходах или на снегоходах развозили людей. Бывает, человеку хочется проехать с порта на ТЭЦ по каким-то делам, он бы вызвал такси – снегоход пришел, забрал, очень удобно.
Интернет у нас отличный, все возможности для запуска есть, ввели туристические знаки для машин и техники. Неофициальные, так как по правилам надо иметь норвежскую регистрацию для машин, но все же… У нас у всех Т1931АУ 78: 1931 – год основания, Т – это трест, АУ – «Арктикуголь», 78 параллель и русский флаг. У нас там все свое и очень самобытно. Так что ждем ответа от «Яндекса».
– Вы сказали, что Шпицбергену нужно 600 человек. Если все-таки снижать угледобычу, то и шахтеров нужно меньше. Получается, что нужно развивать новые направления присутствия?
– Меньше шахтеров – не значит меньше людей. Тем людям, которые на архипелаге хотят остаться, есть чем заняться, например, реконструкция нашего жилого фонда. И два масштабных направления, на которые мы смотрим, – это международный научный центр и туризм. Туризм еще в доковидном 2019 году дал больше, чем выручка от угля. Сейчас российских туристов из-за санкций на Шпицбергене мало, пока, в основном, иностранцы.
– Про научный центр расскажите, пожалуйста.
– Это интересная инициатива. Мы увидели, что спрос на научное сопровождение Шпицбергена для иностранных держав – для стран БРИКС, Таиланда, Турции – очень востребовано: от гляциологии до ихтиологии. Они ищут, где размещать свои арктические научные станции. Мы сейчас много усилий прилагаем, чтобы построить многодисциплинарную научную международную станцию.
Там уже есть целая плеяда наших ведущих университетов, высочайшие профессионалы, более ста лет занимаются севером – они работают в российском научном центре на Шпицбергене – с ними и будем развивать международку. Пусть там наши и иностранные ученые дружат, делятся технологиями и наработками.
– Российское правительство уже одобрило создание такого центра?
– В апреле вице-премьер – полпред на Дальнем Востоке Юрий Трутнев поставил нам задачу проработать концепцию, и 12 мая мы внесли ее в правительство. Сейчас она на рассмотрении профильных министерств и ведомств. Концепция предполагает, что трест «Арктикуголь» станет куратором проекта, мы планируем строительство нового современного центра, в котором будет приятно работать.
– Какие страны уже согласились на участие в научном проекте?
– Сейчас ведутся переговоры с Бразилией, Китай и Индия проявили заинтересованность – документы пока не подписаны, но мы чувствуем их твердый интерес. Мы очень хотим, чтобы первые совместные проекты центра были запущены уже в этом году, а в следующем он заработал в полную силу.
– А туризм как будете развивать, ведь нужны партнеры?
– Наш конек – природа, а также приключенческий и экстремальный туризм: походы, рыбалка, каякинг, снегоходы, киты, северное сияние, фридайвинг, серфинг, сноуборд и многое многое другое.
К нам уже приезжали консультанты с краснодарского курорта «Роза Хутор», провели экспертизу и представили свои идеи по туризму на Шпицбергене – они понимают, как правильно привлечь, «упаковать» и продать. Для этого нужна инфраструктура – отели, подъемники, рестораны, музеи, которые будут вписаны в наш неповторимый ландшафт. Этим летом, надеюсь, уже будет много нового.
– Это огромные инвестиции, будете привлекать средства?
– По нашей оценке, на первом этапе – около десятка миллиардов. Это немного, но даже если проинвестировать в российскую часть архипелага сумму в этом диапазоне, то он будет кардинально видоизменен. Мы больше хотим привлечь с рынка, а не бюджетные средства.
– Кредиты?
– Проектное финансирование через фонды и институты развития. Но это будут возвратные средства, а единственным туроператором, ядром на российской части Шпицбергена останется трест «Арктикуголь».5 февраля, 09:04
– Это будет круглогодичный туризм, зимой не замерзнут люди?
– У нас же рядом Гольфстрим, температура зимой редко опускается ниже минус 10. Главная проблема сейчас для нас все-таки – это логистика из-за санкций. Туристы со всего мира летят через Норвегию, а потом разными способами перемещаются на нашу часть архипелага. На снегоходе от аэропорта ехать до нас полтора часа, на вертолете – 12 минут. Виза российская для этого не нужна, Шпицберген – свободная от визового режима территория, нужен лишь загранпаспорт.
Сколько туристов вы готовы принять в этом году?
– Около пяти тысяч человек совершенно спокойно в год, всего около несколько десятков тысяч туристов прибывает на Шпицберген круглогодично.
– Во сколько это им обходится? Сколько неделя на Шпицбергене стоит для туриста?
– С перелетом 300-400 тысяч рублей, полный пакет. Но после запуска чартера, что, надеюсь, случится этим летом, будет дешевле.
– И тогда туризм в вашей структуре доходов какую часть будет иметь?
– Я бы хотел, чтобы это было первое место за туризмом – 70%, потом наука, только потом уголь. Сейчас в структуре наших доходов один миллиард рублей составляет субсидия, около 600 миллионов – уголь, 150 миллионов – торговля и 20 миллионов – транспортное обслуживание и другие доходы.31 мая, 08:00
– На Шпицбергене есть еще какие-то полезные ископаемые, которые можно добывать?
– Они, конечно, недооценены. Там большой спектр редкоземельных металлов, нефть, но закон об охране окружающей среды в Норвегии настолько суров, что чтобы к этим залежам дотронуться, надо пройти все круги. Да и задачи «глубоко копаться» у нас не стоит – у нас другие цели.
– А здесь у вас какая программа? С чем приехали на ПМЭФ? Что будете обсуждать?
– На форуме планируем принять участие в мероприятиях, связанных с Арктикой. В частности, выступим на сессии «Развитие научно-образовательного потенциала Арктики». Тема для нас крайне важная в свете планируемого создания в Пирамиде международного научного центра. Обязательно посетим все сессии по туризму и встречу с блогерами. В общем, повестка по Арктике на ПМЭФ обширная, есть что обсудить с коллегами, ведь задач много.
